Талант
жизнелюбия
Поэт в России больше, чем поэт, а
редактор многотиражки — в инсти-
туте ли, на предприятии — всегда
больше, чем редактор. Конечно, все
зависит от масштаба личности, но
применительно к Р.М. Гиммельфар-
бу, редактору «Электрика» в 60—
70-е годы, это можно отнести без
сомнения. На протяжении двух с по-
ловиной десятилетий без него не об-
ходилось ни одно сколько-нибудь
заметное событие институтской
жизни, а редакция была своеобраз-
ным центром притяжения творчес-
ких умов.
Этого человека, похожего на Райкина, с
поэтическим именем Рафаэль, знали в ин-
ституте поистине все «от мала до велика»,
от студента-первокурсника до почтенного
профессора. Да и трудно было его не за-
метить, а заметив, не запомнить. Было в его
облике что-то от артиста, от художника или
от драматурга, особенно когда он, теат-
ральным движением откинув назад гриву
седых волос, начинал разговор. Что-что, а
общаться он умел, взглядом, жестом, ин-
тонацией увлекая собеседника и увлекаясь
сам.
А сами собеседники — их имена, можно
сказать, вписаны золотыми буквами и так
далее... Для него это были, можно сказать,
друзья-соратники: с профессором И.В.
Бреневым вместе создавали музей ЛЭТИ,
с Катей Кьяндской-Поповой неделями сиде-
ли, разбирая архивы ее знаменитого деда,
с ректором института А.А. Вавиловым на
равных обсуждали перспективы развития
вуза. А кто первый разглядел в академике,
тогда еще членкоре, Алферове выдающу-
юся личность, к которой нельзя подходить
со стандартными мерками? Гиммельфарб.
Потом из всего этого рождались яркие,
запоминающиеся очерки и интервью, кото-
рые читаются сегодня, как страницы лето-
писи.
|
Жизнь в редакции тогда бурлила, и слова
о центре притяжения — не преувеличение.
Ох, наша редколлегия семидесятых, каки-
ми же мы были молодыми, страшно вспом-
нить! Игорь Кузнецов и Витя Египко, тогда
ассистенты, Юра Петров (уже доцент) и
Леша Ливеровский, подающий надежды
математик, пробующий себя в литературе
(не в политике!), Саша Чиженок, тогда еще
не маститый журналист, а студент, Марина
Медведева, тоже «сбившийся с пути» в сто-
рону журналистики несостоявшийся инже-
нер... И самым молодым — без преувели-
чения! — был среди нас Рафаэль. Сколько
помню, всегда он — с горящим взглядом,
с шуточкой, с улыбкой, с новыми идеями.
Сейчас я думаю, возможно, это давалось
ему нелегко, ведь жизнь не жалела для
него испытаний, и значительная часть их при-
шлась как раз на «расцвет застоя», хрес-
томатийной жертвой которого он стал.
Об этой стороне его жизни не принято
было говорить, хотя все все знали. Будучи
коммунистом (без этого невозможно было
работать редактором — партийная номен-
клатура), Гиммельфарб был в руководящих
партийных кругах «персоной нон-грата».
Там опасались его острых суждений (никог-
да, впрочем, не выходящих за рамки доз-
воленного), к тому же, еврей, да и женат
второй раз, что тоже роняло тень... Где-то
в 75-м на него было заведено «персональ-
ное дело», поводом для которого стал
отъезд дочери (уже замужней) от первого
брака за границу. Потрясенная происходя-
щим, я не вникала в формулировки, но, ка-
жется, главным обвинением там было «не-
правильное воспитание дочери, повлекшее
измену Родине»... Вот так, дети за отца не
отвечают, а отец расплачивается за то, что
его дети захотели жить по-человечески...
И за это оправдываться... Уж кем-кем, а
диссидентом он не был никаким, в лучшем
случае, «кухонным», и в Америку уезжать
не собирался, а, напротив, жил теми же
идеалами, что и все поколение, родившее-
ся в двадцатых. Был комсомольцем, побы-
вал в сражающейся за свободу Испании,
прошел фронты Великой Отечественной,
выжил в годы сталинизма... Даже книги,
|
которые он писал, были все о советских
чекистах и разведчиках. Впрочем, его ин-
теллект позволял ему понимать конъюнк-
турность этих творений и относиться к ним
с определенной долей иронии. Хотя, воз-
можно, для парткома это было весомым
аргументом, и кара ограничилась «строгим
с занесением», но с должностью редакто-
ра пришлось расстаться...
Внешне вроде ничто не изменилось, и по-
прежнему Рафаэль был душой наших ред-
коллегий и неформальных сборищ, так же
излучал энергию и жизнелюбие, и мало кто
знал, чего ему это стоило. И дожил-таки до
того светлого дня, когда наступила глас-
ность, и можно было все, что угодно, даже
в Америку... Но уже было не нужно. По-
тому что тяжело болела жена, кстати, пре-
подаватель иностранных языков нашего же
института. Потому что подрастали внуки, и
нужно было думать о даче, и прирабаты-
вать к пенсии... И сердце этого большого,
красивого и веселого человека не выдер-
жало. А было ему не так уж и много — 66.
... Я перелистываю газеты тех лет, пере-
бираю фотографии — и не могу найти сле-
дов пресловутого «застоя»: жизнь была
даже намного интереснее и насыщеннее,
чем сейчас. Борьбы за существование,
правда, в ней не наблюдалось, но приходи-
лось бороться за достоинство. И сохранять
его даже при поражении.
Интересно, отменено ли то позорное по-
становление парткома двадцатилетней дав-
ности? И была ли хоть как-то отмечена столь
самоотверженная работа, верность инсти-
туту? Пусть хоть эта заметка будет данью
памяти и уважения человеку, который это-
го заслуживает. Возможно, Рафаэль Гим-
мельфарб и не был выдающимся публицис-
том (для этого, согласитесь, нужен совсем
особый склад натуры, особенно в те време-
на), но он обладал одним бесспорным талан-
том, встречающимся не так уж часто — та-
лантом жизнелюбия. С людьми, обладаю-
щими им, светлее и легче жить.
Ирина ПОПОВА,
редактор «Электрика» в 1976—81 гг.
|